Большой костер

Ключевой фигурой костра стал Андрей Михайлович Минарский. В начале Андрей Михайлович озвучил самые интересные ответы на вопросы, которые он задавал на маршруте. А затем был прочтен текст, приведенный ниже. Замечу, большинство персонажей оного находились в радиусе пяти метров от оратора, и это обстоятельство делало текст для присутствующих еще более смешным. Надеюсь вас он тоже развеселит.

Из жизни племени чистых душой индейцев на Диком Западе

(Эпически-трагический киносценарий)

Действующие лица и их, возможно, наиболее удачные исполнители

Вечер. Тихое лесное озеро. Огни многочисленных костров выхватывают из тьмы островерхие силуэты вигвамов. Ничто не предвещает опасности. В камышах радостно плещется, фыркает, хрустит свежесъеденным тростником Большой Бизон. Признаков Бледнолицых нигде не видно. Только посреди стойбища воткнут в землю плакат с оскорбительной надписью, сделанной бледнолицыми: «Только мертвый индеец хорош!». Под плакатом, тихо обняв его, дремлет индеец Чингачгук — еще не мертвый, но уже очень хороший.

Внезапно раздается громкий звук ломаемых зарослей. «Непорядок, — приоткрыв тот глаз, который еще может открываться, думает Чингачгук. — Опять Большой Бизон отвязался… Или Зверобой за старое принялся — вновь тропит для племени тропу войны. Он куда ни тропит, всегда в Большом Болоте оказывается. Любовь у него такая. Потом полплемени недосчитываешься. Может, и вправду про него говорят, что давно Зверобой с бледнолицыми снюхался; даже вроде кровную сестрицу себе среди них завел…»

Треск ломаемых ветвей переходит в грохот. Выглянувший из камышей, Большой Бизон со сдержанным интересом наблюдает, как на поляну выбирается стадо привлекательных железных кобыл… На кобылах, оседлав их, несколько непрочно сидят бледнолицые. Они изрыгают громкие, правда, не очень членораздельные звуки: по-видимому, это служит для них выражением неизлечимого превосходства белых людей. «А у них ведь, наверное, еще огненная вода имеется, — несколько грустно размышляет проснувшийся Чингачгук. — И зачем я Великому Духу вчера опять обещал не пить?.. Интересно, когда Великий Дух у меня огненную воду отбирает, он ее где прячет? Неужто же сам всю выпивает?…»

—Эй! Все люди братья! — вдруг неожиданно для него самого вырывается из израненного сердца Чингачгука. — Делиться надо!

Но ни Великий Дух, ни потерявшие совесть Белые Братья его не слышат.

Когда Бледнолицые, наконец, покидают своих железных кобыл, из камышей степенно и с сознанием своего достоинства выходит Большой Бизон. Сдержанно и величаво, он подходит к самой красивой из кобыл и нежно трется о ее железный бок своей большою доброю мордой, по периметру густо поросшей жесткой рыжей шерстью. В ответ кобыла издает противный скрежещущий звук. «Не уважает,» — несколько обиженно думает Большой Бизон и уже сильнее бодает мордой кобылу. Та, подумав, без всякого звука, тихо съезжает со всех своих четырех копыт, которые раскатываются по поляне. «То-то, — удовлетворенно думает Большой Бизон, возвращаясь в заросли, — знай наших!»

Вдруг слышно, как вдалеке громко трубит горн. Это Зверобой начинает решительно посылать индейцев на тропу войны…

…Медленно, как сгорает трубка мира, проходит два часа. Неутомимый Зверобой все еще посылает и посылает индейцев на тропу войны. Индейцы должны теперь всю ночь бегать по тропе, охотясь на бледнолицых, — если вдруг кого сумеют поймать. Тропа начинается от Большого Костра, затем петляя, глубоко погружается в Великие Болота и, возвращаясь, заканчивается в стойбище белых. «Главное, чтоб до утра из трясины не вылез!» — ласково напутствует Зверобой последнего посылаемого индейца и, ухмыляясь, направляется к бледнолицым короткой и сухой дорогой.

Бледнолицые за прошедшее время уже успели изрядно уменьшить свои запасы огненной воды. Теперь они едут в озеро, изображая в лицах известную картину Петрова-Водкина «Купание красного коня». Завершая художественный образ, на железной крыше коня сидит Чингачгук и дает бледнолицым ценные указания. Чингачгук очень старается: он знает, что сейчас находится лазутчиком в стане врага, и он надеется, что ему удалось хорошо замаскироваться.

Наблюдающий за процессом со стороны из-за елки Зверобой придерживается на этот счет другого мнения. Тщательно целясь, он много раз пытается послать Чингачгуку убедительную телеграмму: мол, брат, все, рассекретили тебя, не жилец ты больше. Но карабин Зверобоя в который раз дает осечку.

Из камышей решительной походкой выруливает Большой Бизон. Он сообщает, что пришел сюда по поручению самого Великого Духа, который сильно недоволен Чингачгуком за то, что тот надолго оставил родное племя и, вообще, до того замаскировался, что теперь только и может, что купать красного коня.

—Скотинушка ты моя! — не слыша Большого Бизона, радостно кричит в ответ несколько повредившийся своей светлой головушкой Чингачгук. — Лошадка ты моя верная!

И пытается чмокнуть Большого Бизона в его большую добрую морду.

Большой Бизон неторопливо переходит в состояние умеренно контролируемого бешенства.

В этот момент раздается сильный грохот, и противный голос из-за елки произносит: «Кажется, я попал…»

Это Зверобой осуществляет давнюю мечту своего на редкость доброго сердца и посылает убедительную свинцовую телеграмму Большому Бизону.

Бешенство Большого Бизона становится неумеренно неконтролируемым. Громко взревев и раскидав бледнолицых, он вырывает из ила красного коня и, пользуясь им как тараном, бросается в погоню за Зверобоем.

Лес на пути Бизона с громким хрустом превращается в прерию. В головушке Чингачгука, все более повреждаемой от ударной скачки на остатках того, что было красным конем, наступает временное просветление, и его, наконец, посещает мысль, что видимо, он и вправду больше не жилец. Одновременно, такая же мысль посещает внешне пока еще не поврежденную головушку Зверобоя. «Это не я, это почта ошиблась!!!» — отчаянно кричит он, удирая от Большого Бизона.

Проходит время. Рассвет застает все озеро в состоянии наступившего удивительного успокоения. Тихо спят в своих вигвамах последние из могикан. Они уже исполнили все свои романтические ритуальные песни, где воспели яркими красками свою счастливую жизнь и немеркнущий подвиг товарищей, не вернувшихся из Большой Трясины…

Мирно сопит среди камышей притомившийся Большой Бизон. Выровняв пейзаж на несколько гектаров вокруг, он слегка успокоился и перешел в свое обычное — доброе состояние. И теперь умиротворенно дремлет, залепив целебной грязью свою поврежденную плохой почтой шкуру…

Раскинувшись в живописных позах на берегу озера, спят бледнолицые. Иногда они дергаются во сне, им снятся кошмары, но реальность еще страшнее: железные кони, не выдержав купания, давно все утонули, и по просыпанию бледнолицым придется плестись пешком за сотни миль, мучаясь от невыносимой жажды, потому что в более близкой окрестности вся огненная вода давно выпита..

Не спит один лишь Великий Дух племени. Во-первых, по верованиям наивных индейцев он вообще никогда не спит. А во-вторых, ему и не дают спать, потому что вокруг его Священной Палатки, его почитаемого, неприкосновенного для простых смертных Великого Вигвама, изредка оглашая дикими воплями окрестные леса и новообразовавшиеся прерии, вот уже который час подряд бегает повредившийся во всех местах Чингачгук… и рвет Зверобой…

(Текст имеет дальним прообразом оригинальное произведение студенческого театра миниатюр факультета общей и прикладной физики МФТИ)